Содержание статьи
Ранее мы уже говорили про Армстронга и его замечательные изобретения, более того, мы даже собрали сверхрегенератор и убедились в его работоспособности. В этот раз мы пощупаем регенератор и посмотрим, на что способна схемотехника 1920-х годов 100 лет спустя.
О зарождении радио
Итак, отсчет истории радио можно вести с разных дат, но мы, пожалуй, начнем с Генриха Герца, который в конце 1880-х — начале 1890-х изучал распространение радиоволн и показал, что они ведут себя в целом аналогично свету, но с поправкой на значительно большую длину волны (различие на 6–9 порядков). Собственно, в честь него радиоволны еще на протяжении лет десяти называли лучами Герца.
Для излучения радиоволн Герц использовал передатчик собственной конструкции, который также впоследствии носил его имя (вернее, фамилию). Состоял этот передатчик из катушки Румкорфа и вибратора Герца. Катушка Румкорфа — достаточно простой и надежный источник высоковольтного переменного напряжения и конструктивно несколько напоминает катушку зажигания, с той лишь разницей, что в ней первичная обмотка работает еще и как реле (вибропреобразователь), которое периодически размыкает цепь первичной обмотки. Иными словами, на вход этого нехитрого устройства приходит низковольтное постоянное напряжение, а на выходе получается высоковольтное переменное с напряжением в десятки тысяч вольт.

info
Настоящий радиолюбитель — это человек, который может не меняясь в лице и без ухмылки рассуждать о мультивибраторе, самовозбуждении и вибраторе Герца.
Итак, высокое напряжение подается на полуволновой вибратор, периодически зажигая искру в его искровом промежутке. Собственно, вибратор в этой схеме играет роль частотозадающего элемента и антенны, впрочем, антенна как частотозадающий элемент вообще характерна для ранних радиосистем. Приемник, а лучше сказать, индикатор радиоизлучения у Герца был прост как пять копеек. Им служил одиночный виток с искровым зазором, под воздействием радиоволны в нем проскакивала искра. Стоит отметить, что уже Герц отчетливо представлял себе пользу настройки приемника в резонанс с передатчиком — это заметно повышало чувствительность схемы.

Таким образом, Герц осуществлял контролируемую передачу радиосигнала на расстояние до нескольких десятков метров. Тут у читателя может возникнуть вопрос: а представлял ли Герц, что он изобрел и что из этого может получиться? И таки да, он это прекрасно понимал, как и десятки его современников. Так почему изобретение радио приписывают А. С. Попову? Тут дело только в практичности и функциональности. Из‑за чрезвычайно низкой чувствительности кольцевого вибратора в роли радиоприемника установка Герца была способна лишь на демонстрацию самой возможности передачи сигналов посредством радиоволн. Вот эту‑то проблему и решил Попов, использовав в качестве чувствительного элемента модифицированный когерер.
Когерер тоже штука нехитрая, он представляет собой два электрода, между которым помещен металлический порошок. Под воздействием сильного электрического поля проводимость когерера резко возрастает и остается такой даже после исчезновения поля. Природу этого явления упрощенно можно объяснить частичным спеканием частиц металлического порошка под воздействием искры, пробегающей между ними в сильном электрическом поле. Для возвращения когерера в исходное состояние его достаточно встряхнуть. Стоит указать, что изобретение когерера можно приписать Эдварду Бранли и Оливеру Лоджу, работавшим независимо в это же самое время, а приемник Попова представляет собой доработанный приемник Лоджа.

Модификация Попова заключалась в том, что его когерер встряхивался автоматически при прохождении через него тока, для чего использовался молоточек от дверного звонка. Таким образом, «грозоотметчик Попова» был первым приемником, способным к приему телеграфных сигналов. Что и было продемонстрировано 7 мая 1895 года.


К чему я это все? А к тому, что над темой «лучей Герца» независимо трудилось не менее десятка ученых, которые прекрасно знали о работах друг друга, и все вышеописанное произошло буквально в течение пяти лет. Так что изобретателем радио потенциально мог стать любой из них, и им стал Попов. А дальше пошла череда оптимизаций, направленная на увеличение дальности приема. Так, уже на первых порах всем было очевидно, что если у передатчика или приемника сделать антенну подлиннее, то дальность связи увеличится.
Длина волны также увеличивается, поскольку в первых версиях передатчиков и приемников антенна входила в частотозадающую цепь. Соответственно, увеличение размеров антенны увеличивает длину волны. Кроме того, вплоть до начала 1920-х годов считалось, что длинные и сверхдлинные волны — наиболее дальнобойные.
От Попова до Ленина
Об этом периоде отечественной истории радио сохранилась лишь отрывочная информация. Но в целом в те годы мы заметно отставали от Запада. В начале века царская власть недооценила значение радио: оно считалось дорогим и ненадежным, впрочем, радиофикация флота все‑таки велась. Однако после поражения в Русско‑японской войне стало понятно, что мы отстаем и мировой технический прогресс надо догонять. Тут, как всегда, возникла дилемма: что делать — открывать свое производство или закупить на Западе? Первый вариант смотрелся дешевле, но предполагал лишь отдаленный результат и без гарантий. Второй же хоть и был дороже, но сулил быстрый гарантированный эффект.
Опять же про откаты, кумовство и коррупцию тогда уже знали. В России начали закупать зарубежное оборудование: сначала французской компании «Дюпре», потом немецкой фирмы «Телефункен», которая даже имела эксклюзивного дистрибьютора в Российской империи — акционерное общество «Siemens & Halske AG». Параллельно на наш рынок пыталась зайти английская «Маркони». Решения «Маркони» уступали «Телефункену» по характеристикам, цены были заметно выше, а лицензионные условия — хуже. Поэтому изделия «Маркони» долго не пользовались популярностью.
Впрочем, после покупки контрольного пакета акций РОБТиТ (Русское общество беспроволочных телеграфов и телефонов), организованного в 1908 году Семеном Моисеевичем Айзенштейном, дела у них наладились. Некоторые даже считают, что РОБТиТ изначально организовывалось для закупки оборудования «Маркони». Впрочем, радиомастерскую по инициативе Попова при Морском ведомстве тоже открыли. Однако ввиду малого и нерегулярного финансирования дорасти до уровня полноценного завода ей удалось лишь к концу Первой мировой, причем большая часть этого пути была пройдена ближе к концу войны.
А уже в 1918 году завод пришлось эвакуировать. Впрочем, РОБТиТ и Радиотелеграфный завод Морского ведомства (впоследствии Радиотелеграфный завод им. Коминтерна) внесли существенный вклад в развитие отечественной радиотехники, как до революции, так и после нее. Что же касается радиолюбительства, то при царе его не существовало, в том числе по причине запрета для частных лиц на владение приемными станциями (про передающие и говорить нечего). В те времена такая практика была во многих европейских странах, и связано это было во многом с государственной тайной.
Но иногда случались курьезы. Так, за попытку устроить в домашних условиях любительскую радиостанцию без надлежащего разрешения представителей власти техник киевского железнодорожного телеграфа С. С. Жидковский был арестован и два месяца отсидел в тюрьме. Это не значит, что у нас не имелось специалистов мирового уровня. Были, и про передовые разработки они прекрасно знали. Например, в Петербургском университете ученик Попова В. И. Коваленков собрал электровакуумный диод (1909 год), а с 1910-го по 1913-й последовательно разработал трехэлектродную лампу, двухсеточную лампу и, наконец, образец генераторной лампы. Но это все были академические исследования.
В РОБТиТ Н. Д. Папалекси организовал экспериментальное производство мягких ртутьнаполненных электронных ламп, на базе которых создал генератор незатухающих колебаний. Этот сигнал принимался на расстоянии 25 км. Также он проводил успешные эксперименты на тему радиосвязи с подводными лодками (само собой, Англия оперативно узнала о результатах). Впрочем, лампы конструкции Папалекси изготавливались весьма малым тиражом, так что его исследования тоже можно отнести скорее к научным изысканиям. К слову сказать, Н. Д. Папалекси и его коллега и друг Л. И. Мандельштам были аспирантами нобелевского лауреата Карла Брауна.
А вот Михаил Александрович Бонч‑Бруевич заслуживает, несомненно, отдельного разговора. Радиотехникой он увлекся еще в Николаевском инженерном училище, где на втором курсе собрал передатчик и приемник Попова. Служил Бонч‑Бруевич на Тверской приемной радиостанции, использовавшейся для связи с союзниками по Антанте. Передатчики были расположены в Москве и Питере, а приемник, соответственно, в Твери.
Передатчики использовались дуговые и достаточно мощные (порядка 300 кВт). Работа приемника вблизи с ними была сильно затруднена, поэтому станция находилась на отдалении от них, а принятые сообщения отправлялись проволочным телеграфом в столицу. К слову, эта система была закуплена у «Маркони». Приемник был детекторный, впрочем, информация из разных источников на этот счет различается: в некоторых утверждается, что для приема затухающих колебаний использовался кристаллический детектор, а для незатухающих — механический тикер. В других источниках говорится, что лампы там все же имелись, и это, вероятно, были лампы Раунда — Маркони.

Бонч‑Бруевич загорелся желанием самостоятельно изготовить радиолампу, и желательно «жесткую».
info
В те времена в ходу были «мягкие» лампы: дело было в остаточном газе в баллоне лампы, избавиться от которого в те времена оказалось затруднительно. Этот газ создавал ионный ток, который ухудшал характеристики лампы и способствовал быстрому перегоранию катодов. Впрочем, иногда в лампу специально вводили ртутные пары, что несколько улучшало ее характеристики. Передовым краем прогресса считалась «жесткая» лампа с высоким вакуумом и чисто электронной проводимостью. В итоге уже в начале 1920-х годов «жесткие» лампы вытеснили «мягкие».
У начальника станции капитана Аристова идея Бонч‑Бруевича восторгов не вызвала. Вердикт был следующий: изобретатель может заниматься конструированием в свободное от службы время, на свои средства, в своем личном помещении. Чем, собственно, наш герой и занялся. Правдами и неправдами, с помощью друзей, знакомых и нескольких единомышленников ему удалось найти необходимые материалы, приборы и даже ртутно‑поршневой насос.

По современным меркам это, конечно, мрак и осознанное самоубийство. Ведь для работы насоса в него постоянно нужно было подливать металлическую ртуть. Мало того что это физически тяжело, так и ртутные пары здоровья не добавляют. Вот и Бонч‑Бруевичу они здоровья не добавили. Он получил острое отравление ртутью и пару месяцев полежал в больнице, однако лампа все же была создана.

По конструкции это изделие напоминало лампу Раунда, с той лишь разницей, что анод был выполнен из металлической сетки. Также лампа имела два катода, и, когда один перегорал (а это случалось достаточно быстро), можно было использовать второй. Получить «жесткую» без всяких оговорок лампу тогда не вышло, но это было уже достойное приближение к желаемому. Учитывая, что разработки велись подручными средствами, изобретатель добился великолепного результата. На основе этой лампы Бонч‑Бруевич создал приемник собственной конструкции, который, судя по последующим событиям, сильно превзошел штатный приемник Маркони.

Любопытно, что про этот приемник написано много, однако схемы мне найти так и не удалось. Судя по названию «катодный прерыватель» и виду лицевой панели, вероятно, это была вариация на тему схемы Раунда.

Но в принципе, с тем же успехом это мог быть и регенератор Армстронга.

Такие приемники отличались высокой чувствительностью, а кроме того, позволяли принимать как затухающие колебания (псевдоAM), так и набирающие в то время популярность незатухающие колебания — собственно телеграф. Отпадала необходимость в дорогостоящем механическом прерывателе, и появлялась возможность легко перестраивать частоту в широких пределах — в общем, сплошные плюсы. Командование оценило результаты проведенной работы. Капитана Аристова на посту начальника станции заменили штабс‑капитаном В. М. Лещинским, по ходатайству которого Бонч‑Бруевич отправился стажироваться во Францию на производство радиоламп.
Когда он вернулся из Франции, в России организовали производство радиоламп конструкции Бонч‑Бруевича. Как показала война, иметь свое производство крайне полезно, поскольку Антанта была нам условными друзьями, а немецкий «Телефункен» отвалился по очевидной причине. В итоге было произведено около 3000 ламп для нужд армии. Себестоимость их составляла 32 рубля против 200 рублей за продукцию «Маркони» и РОБТиТ.
Все шло хорошо, но тут случилась Февральская революция, и Временное правительство прекратило финансирование производства. Сотрудников начали активно переманивать «Siemens & Halske AG», «Эриксонъ», РОБТиТ («Маркони»). После Октябрьской революции отношения с Антантой испортились окончательно, и иностранные компании свернули собственное производство. То, что осталось, было национализировано.
Так или иначе, Бонч‑Бруевич и Лещинский сумели сохранить лабораторию при Тверской радиостанции. Сама радиостанция после революции перешла в подчинение Народного комиссариата почт и телеграфов (НКПиТ). Молодая советская власть очень активно взялась за радио, и у этого интереса была совершенно объективная причина. Ленин увидел в радио огромный потенциал в качестве рупора пропаганды. Большая часть царских ученых и инженеров в области радиотехники с минимальными проблемами перешла под крыло советской власти, в их числе Бонч‑Бруевич (ставший впоследствии членом‑корреспондентом АН СССР), Н. Д. Папалекси (академик АН СССР), Л. И. Мандельштам (еще один академик АН СССР), В. П. Вологдин (член‑корреспондент АН СССР) и многие другие. Не сложилось с советской властью разве что у Айзенштейна. У него были весомые поводы не любить новое правительство, у власти к нему тоже, судя по всему, были вопросы. Поэтому в 1922 году Айзенштейн эмигрировал и продолжил работать в компании «Маркони».
Итак, в 1918 году при непосредственной поддержке правительства и лично Ленина была организована Нижегородская радиолаборатория, созданная на базе вышеупомянутой Тверской лаборатории. Которая, соответственно, переехала в Нижний Новгород. Задачи перед сотрудниками ставили понятные: нужно было в первую очередь организовать производство отечественных усилительных ламп для нужд армии. Освоить радиотелефонию, которая примерно в то время стала переходить от сугубо экспериментальных установок в реально используемый метод связи.
Амплитудная модуляция
Наверное, из 2025 года это не так очевидно, но до начала 1920-х радио использовалось сугубо в качестве телеграфа. О передаче речи и музыки даже разговоров не шло, за исключением отдельных экспериментов. И тут вырисовывается сразу две проблемы: как вещать и на что принимать. Первые опыты в Нижегородской лаборатории ставились с дуговыми генераторами, которые могли давать незатухающие колебания. Модуляция осуществлялась включением угольного микрофона в цепь заземления выходного контура.

Однако достаточно быстро выяснилось, что дуговые генераторы не годятся для АМ‑вещания. Высокочастотные динамо‑машины тоже себя не оправдали. Стало очевидно, что необходимы мощные генераторные лампы. К тому времени уже было налажено мелкосерийное производство маломощных ламп ПР1 (пустотное реле) и некоторых других типов подобных устройств.

И вот тут возникла сложность. С ростом мощности рос нагрев анода. В принципе, эта проблема решалась применением редкоземельных металлов типа тантала, однако и с ними не все так просто. Такие материалы обходились дорого, и нам их отказывались поставлять. А главное, даже использование тугоплавких анодов не решало проблему, так как при сильном нагреве анода начиналась вторичная эмиссия электронов, что портило характеристики лампы.
Проблема была решена Бонч‑Бруевичем просто и элегантно: водяным охлаждением анода. Это поистине прорывное решение уже к 1920 году позволило создавать лампы мощностью в сотни, а впоследствии и в тысячи ватт и дало возможность СССР стать лидером в производстве мощных генераторных ламп (но не по количеству в штуках). В том же 1920 году состоялась первая в Советской России экспериментальная трансляция музыкальной передачи. Передачу успешно приняли в Москве. В дальнейшем опыты по передаче речи велись один‑два раза в неделю с 14 до 15 ч и с 20 до 21 ч на длинах волн 2500 и 5000 м.



Как и большинство схем тех лет, передатчик прост до предела: задающий генератор с индуктивной обратной связью нагружен непосредственно на антенну. Модуляция анодная, правда включение несколько непривычное. Питает все это динамо‑машина. Аудиосигнал с угольного микрофона через трансформатор подается непосредственно на модуляторную лампу. Также хорошо видно, что накал и напряжение смещения модулятора берутся от отдельных батарей, что характерно для ранних схем. То, что на макете передатчика ламп явно больше, чем на схеме, объясняется тем, что лампы часто ставили в параллель для увеличения мощности.
Продолжение доступно только участникам
Материалы из последних выпусков становятся доступны по отдельности только через два месяца после публикации. Чтобы продолжить чтение, необходимо стать участником сообщества «Xakep.ru».
Присоединяйся к сообществу «Xakep.ru»!
Членство в сообществе в течение указанного срока откроет тебе доступ ко ВСЕМ материалам «Хакера», позволит скачивать выпуски в PDF, отключит рекламу на сайте и увеличит личную накопительную скидку! Подробнее