Му-Му никак не тонула.
В очередной раз швырнув в нее кирпич,
Герасим, невнятно мыча, взялся за весла и
описал на лодке широкий круг, укоризненно
глядя на безмятежно лежащую в центре
окружности собачку. Му-Му меланхолично
смотрела в небо и изредка немотивированно
шевелила левой задней лапой. Злобно плюнув
в воду ("Не плюй в колодец...!" - раздался
было с небес звучный голос, но глухонемой не
обратил на явное знамение никакого
внимания), Герасим пошарил на дне лодки и
достал багор. Потыкал им в серое мохнатое
тельце, лениво бултыхающееся среди палок и
веток.
- Ы-ы? - промычал он, что, надо думать,
долженствовало означать: "Чертова псина,
ну сколько можно?". Му-Му перевернулась на
живот и одним глазом вопросительно
посмотрела на хозяина.
Запас кирпичей, погруженных в лодку, был
исчерпан. В нарушение всех законов физики,
тщедушная собачонка с привязанным к каждой
лапе здоровенным куском камня, лихо
выгребала по глади озера, и даже не пыталась
утонуть. Будь на месте Герасима кто-то
другой - хотя бы самый захудалый богослов -
он бы непременно задумался и вывел бы для
себя ослепительную истину о
неисповедимости путей господних и все
такое прочее. Но Герасим был простым
крестьянином. Задумавшись, он пришел к
простому решению - проколоть собаку вилами.
Для этого пришлось грести к берегу.
Вилы нашлись в ближайшем овине. Не глядя
на гуляющую туда-сюда по берегу изрядную
толпу жалостливо заламывающих руки
зрителей, огромный мужик, заросший сивыми
нечесаными волосами, словно мамонт
вломился внутрь, схватил инструмент и
прыгнул обратно в лодку. Герасима боялись,
поэтому остановить его никто не попытался,
и только самые смелые кричали издалека: "Пошто
животину тиранишь, ирод?". Кричать было
хорошо и удобно, все знали, что глухой как
пень Герасим этого даже не заметит.
Му-Му уже снова перевернулась на спину и
плавала теперь мелкими кругами, для
интереса вихляя хвостом. Пущенные в нее
могучей рукой вилы собачонку словно бы
раззадорили - она стремительно набрала
приличную скорость, так что бурун стал
напоминать след лоцманского катера, и
угрожающе таранила лодку лобастой головой
с развевающимися ушами.
Борт треснул и вогнулся внутрь. Хватая
руками воздух, Герасим с истошным мычаньем
хлопнулся в воду.
Плавать он не умел, да вдобавок ко всему, еще
и тяжелая, намокшая в воде собака лезла к
нему на плечи, больно стучала кирпичами по
голове. Мычанье быстро перешло в бульканье,
потом в маленьком водовороте закружился
рукав холстинной рубахи - и Герасим исчез.
Утомившаяся Му-Му, отфыркиваясь, поплыла к
берегу. Тяжело чавкая привязанными
кирпичами по скользкой глине, она выбралась
на траву и принялась радостно отряхиваться.
Народ на берегу молча поглядел на нее и,
шепотом переругиваясь, разошелся по своим
делам. Один только слепой бродяга сидел на
зеленом пригорке и дребезжащим голосом
тянул лазаря.
Смеркалось.
