Копилефт наносит ответный удар: Современные тенденции защиты авторского права в контексте «Дела Жукова»

Дело Жукова (оно же «Магаданское дело») — это первая, обреченная на увядание попытка поставить барьер необоснованному расширению копирайта.

За что воюют?

Как известно, авторское право (и даже шире — право интеллектуальной собственности) есть временная монополия, искусственно введенная ради развития наук и искусств. Обычное право собственности (так называемая вещная собственность) известно столько, сколько существует цивилизация.

Его не выдумывали и не вводили указом. Вещная собственность — так называемое естественное право, то есть, оно возникает стихийно и в обязательном порядке везде, где появляется человеческая цивилизация. Не будем сейчас останавливаться не механизме (как именно чувство собственности завязано на инстинкты приматов), просто отметим, что вещная собственность — естественна, прошита в мозгу «на аппаратном уровне».

А интеллектуальная собственность — искусственна, базируется лишь на государственном принуждении. Первые робкие намеки на нее появились в XVI веке, в качестве полноценного института она введена лишь в XIX, а в большинстве стран — и вовсе в XX веке.
Неудивительно, что в сознании людей интеллектуальная собственность (в частности, авторское право) не находит аппаратной поддержки и до сих пор выглядит непривычно. Она закреплена в законах всех стран, но еще не внедрилась в мораль.

Для вещной собственности характерен обратный путь: от морали к закону. Сначала люди неосознанно защищали «свое», затем возникли религиозно-моральные запреты на хищение чужого, и лишь потом человечество придумало такую технологию, как писаный закон и закрепило в нем давно сложившийся принцип «не укради». Авторское право сначала придумали законодатели, вписали в кодексы и лишь потом озаботились объяснить простым людям, почему нехорошо заимствовать тексты и музыку. Авторское право с самого начала рассматривалось как «вынужденное зло», как компромисс между интересами авторов, посредников и общества ради материальной поддержки творчества, но не в ущерб культуре и науке в целом.

Внедрение авторского права в мораль идет с трудом. Но идет неуклонно. Очень помогает подмена понятий: нарушение прав интеллектуальной собственности пропагандисты именуют «кражей» и «воровством», проводя несуществующие параллели и пытаясь найти опору в древних инстинктах.

Куда дует ветер

С момента введения понятия «авторское право» полномочия правообладателей постоянно расширялись. Взять хотя бы срок охраны произведения. Сначала дарованная авторам монополия длилась четырнадцать лет, затем была увеличена до тридцати, пятидесяти, потом ее сделали пожизненной, затем продлили еще на двадцать, тридцать, пятьдесят лет. Ныне авторское право охраняет произведение весь срок жизни автора плюс пятьдесят лет в Европе. А в США, России и некоторых других странах — весь срок жизни плюс семьдесят лет. Идут разговоры и о дальнейшем продлении.

Также постоянно расширяется объем прав правообладателя, перечень видов использования, которые он вправе разрешать и запрещать. А случаи свободного использования произведений (цитирование, использование в личных целях, во имя общественных интересов и тому подобное) — напротив, сужаются и обставляются новыми условиями.

Изначальный компромисс и баланс интересов авторов, посредников и общества давно потерян. Явный перекос законов в пользу посредников уже не способствует, а препятствует техническому прогрессу и художественному творчеству.

Ничего удивительного в том, что закон катится лишь в одну сторону — ветер дует в единственном направлении. Интересы главных правообладателей — богатейших транснациональных корпораций — лоббируются на доходы от их интеллектуальной собственности. А интересы другой стороны лоббировать некому и не на что. Потребители произведений разобщены и не имеют финансовых потоков, которые можно было бы задействовать. А для политической партии интеллектуальная собственность — слишком мелкая проблема, чтобы строить на ней выборную стратегию. Да и осознание публикой своих интересов в области авторского права идет крайне медленно, если вообще идет: пропаганда оплачивается лишь «той» стороной.

ТСЗАП как оружие

Одним из нововведений в институт авторского права является охрана законом технических средств защиты авторских прав (ТСЗАП), также известных под именем DRM (Digital Rights Management — управление [авторскими] правами в цифровой форме). ТСЗАП вовсе не обязаны реально препятствовать не правомерному использованию произведений. Ключ активации, привязка к CD, словесное предупреждение, обфускация кода, отключение пункта меню «save as» — все это виды ТСЗАП. Достаточно обозначить запреты. Они похожи не на замок, а на печать: преодолеть несложно, однако чревато наказанием. В отношении ТСЗАП запрещено не только применение, но вообще все, что законодатель смог вспомнить: «изготовление, распространение, сдача в прокат, предоставление во временное безвозмездное пользование, импорт, реклама» (ст. 1299 ГК). Даже если ТСЗАП «превышают полномочия» и препятствуют тем действиям пользователя, которые разрешены в силу закона, эти запреты тоже запрещено преодолевать (до 4 октября 2010 года было разрешено, однако последние поправки в ГК убрали этот атавизм свободы).

Ортогональные права

Тем не менее, ТСЗАП не всегда действуют верно. Кроме права интеллектуальной собственности есть и иные отрасли — информационное право, в частности. Отрасли эти ортогональны, отношения в каждой из них регулируются независимо.
Правообладатели, вдохновленные государственной защитой их интересов, порою забываются и превышают даже те широчайшие полномочия, которые расстелил перед ними законодатель.

Те же ТСЗАП вполне могут оказаться вредоносными программами. Понятие «вредоносная программа» (ст. 273 УК) сформулировано целиком и полностью в терминах информационного права, к авторскому не имеет отношения, поэтому статус ТСЗАП и статус вредоносной программы для какого-либо ПО независимы и вполне сочетаемы. Однако совмещались они редко.

Для начала следует вспомнить скандал с DRM-системой XCP фирмы Sony BMG . Для контроля использования фонограмм, распространяемых на компакт-дисках, при помещении диска в привод автоматически запускалась программа «защиты», которая через использование уязвимости ОС получала права администратора (да-да, типичный руткит), прописывалась в реестре и начинала «контролировать» свою музыку. Защита авторских прав — хорошо и правильно, но такая благородная цель не оправдывает любые средства. Средства не должны нарушать иных норм, в частности, норм о защите информации. Пользователь имеет право на безопасное пользование своим компьютером, каналами связи и на сохранность своей собственной информации, каковые права защищает 28 глава УК (ст. 272-274).

Описанный случай c Sony BMG российская Фемида предпочла не заметить: хлопот много, выгоды никакой, да и потерпевшие заявлений не писали. Но в «Магаданском деле» заинтересованные лица нашлись.

Самый наглый

Фабулу «Магаданского дела» ты, очевидно, помнишь. Средства защиты авторских прав, которые избрал подсудимый Жуков, не только защищали его программу от неразрешенного использования (за пределами срока действия лицензионного договора), но и блокировали информацию пользователя — бухгалтерские данные.

Обвинение и защита спорят относительно этого «блокирования». Ситуация действительно неоднозначная. С одной стороны, отключение некоторых функций бухгалтерской программы препятствует доступу к ранее введенным данным пользователя.

С другой стороны, данные эти никуда не деваются, лежат на диске в dbf-файлах и могут быть прочитаны иными программами.

С одной стороны, за пределами оплаченного срока лицензии автор пользователю ничего не должен, ничего не обещал и даже заранее предупредил об окончании сроков. С другой стороны, разобрать DBF, найти нужные поля и извлечь оттуда свою информацию — задача непосильная для бухгалтера, она и айтишнику-то под силу чисто теоретически, на практике будет дешевле собрать и ввести все данные с чистого листа. Обвинение признало такие действия «блокированием», а программу — вредоносной.

Независимо от того, поддержат ли приговор в более высоких инстанциях или нет, правообладателям дан сигнал: не зарывайтесь!
Цель не оправдывает средства. Защищая свои права, не посягайте на права пользователя.

Конечно, программист-одиночка из Магадана — это вам не транснациональная корпорация, на которую наехать не хватит духу у низового суда. Даже у Верховного — вряд ли. Классик русской поэзии про этот случай писал: «Но есть и Божий суд, наперсники разврата!». Юристы верующие и юристы-атеисты понимают, что решения судов бывают основаны не на законе, а определены иными соображениями, но как квалифицируется дело «по гамбургскому счету», они видят. А по нему-то программист явно переборщил со своей «защитой», парализовав деятельность бухгалтерий целого ряда предприятий. Созданная при этом общественная опасность заведомо превышает предотвращенную.

Положительный пример, который здесь можно припомнить, — поведение ТСЗАП программ шифрования типа PGPdisk. После истечения срока разрешенного использования они предоставляют доступ к зашифрованным данным в режиме «только чтение».
Этого достаточно, чтобы продолжать работу с любыми старыми данными. А также сохранять новые, но уже без шифрования. Никаким «блокированием» чужой информации при таком раскладе даже не пахнет.

До победного конца

На сегодняшний день не видно предпосылок, чтобы ситуация с авторскими правами изменилась. Указанный выше перекос баланса пока не угрожает существенным интересам общества.

Пока негативные последствия просто накапливаются. Крупные правообладатели оказываются в заложниках созданной ими же ситуации. Чтобы не допустить снижения финансовых потоков, они просят власть вводить новые и новые ограничения для пользователей, продлевать сроки охраны, ужесточать наказания для нарушителей. Слезть с иглы монополии почти невозможно. Монопольные сверхдоходы неизбежно поддерживают государственную охрану монополии, а та, в свою очередь, еще увеличивает монопольную прибыль. Прибыль правообладателей со временем перестает зависеть от общественной пользы и выпадает из рыночных отношений. Правообладатели неизбежно скатываются от полезной общественной роли к паразитической.

Однако в зависимость от защиты интеллектуальной собственности попадают не только корпорации, но и государства. Те, которые этой интеллектуальной собственности больше производят, чем потребляют. Малейшее ослабление защиты сразу сказывается на внешнеторговом балансе. А радикальное сокращение охраны, за которое ратуют некоторые правозащитники, привело бы к падению доходов в разы. Например, США импортируют множество натуральных ресурсов, а экспортируют в основном виртуальные: капитал, доллары, услуги, авторские права, патенты. Сокращение тех же сроков охраны сразу приведет к недополучению миллиардов долларов. Бюджет США, и без того сильнодефицитный, может этого не выдержать.

Интеллектуальная собственность, в отличие от вещной, требует весьма специфической охраны. Чтоб защитить материальный объект, достаточно установить нужный режим (физический и правовой) там, где локализован объект. Например, запереть дверь, посадить сторожа. А чтобы защитить свою интеллектуальную собственность, требуется установить одинаковые законы во всем мире. Это требует мирового господства. И весьма затратно.

Затраты надо окупать, следовательно, ужесточать охрану, распространять ее на все новые и новые области, в которых у страныгегемона производство превышает потребление. Например, на селекционные достижения и достижения генной инженерии, что и было недавно сделано.

А «украсть» чужую интеллектуальную собственность несравненно проще, чем похитить собственность обычную. Для этого не нужно вторгаться на чужую территорию и нарушать чужие законы. Достаточно снять охрану на собственной территории, по собственным суверенным законам. И пожалуйста — деньги наши больше не ваши. Именно поэтому государственный суверенитет несовместим с постиндустриальным обществом. Именно поэтому местные законы — больше не внутреннее дело страны, а покушение на чужие интересы.

Чего надо бояться

«Магаданское дело» — довольно опасный прецедент. Он может насторожить правообладателей, которые, разумеется, примеряют на себя роль Жукова. Сегодня осудили программиста-одиночку, а завтра — заведут дело на солидную фирму. И, возможно, запретят применять некоторые виды ТСЗАП. Это снизит собираемость лицензионных платежей. Доходы окажутся под угрозой.

Подобный ход рассуждений ведет к тому, что влиятельные правообладатели станут добиваться иммунитета от 273-й статьи — права применять такие технические средства защиты, какие им захочется. И баланс интересов авторов, посредников и общества еще больше перекосится.

И другой вывод из «Магаданского дела», который должны сделать для себя программисты, таков: ни один, даже самый мелкий, проект сейчас не обойдется без юриста. Технарю почти невозможно самостоятельно защитить свои права, не задев при этом чужие.
Шаг вправо — виновен, шаг влево — обворован. А единственная законная тропинка — узенькая и, чего греха таить, кривоватая.

Определение вредоносной программы

Каноническое определение вредоносной программы (ст. 273 УК): Вредоносная программа — программа для ЭВМ, заведомо приводящая к несанкционированному уничтожению, блокированию, модификации либо копированию информации, нарушению работы ЭВМ, системы ЭВМ или их сети.

Развернутое определение вредоносной программы

Вредоносной следует считать программу для ЭВМ, объективным свойством которой является ее способность осуществлять неразрешенные обладателем информации уничтожение, блокирование, модификацию либо копирование этой информации или неразрешенные оператором информационной системы нарушения работы этой информационной системы (ЭВМ, системы ЭВМ или их сети), причем те и другие действия — без участия (то есть без явной или неявной команды) вышеуказанных субъектов.

Разные термины разграничивают разные отрасли права. Смешение терминов — это попытка натянуть неприменимые законы. Например, невозможно украсть произведение, но только нарушить авторские права на него. У информации не бывает владельца, но только обладатель. Невозможно запатентовать информацию. Перечисленные пары терминов неприложимы друг к другу.